Сергей Трахименок - Детектив на исходе века [ Российский триллер. Игры капризной дамы]
Глушак, которого сверстники раньше и за человека не считали, вернувшись домой, стал «авторитетом» и предводителем шпаны стапятидесятиквартирного. Подростки, которым предстояло пройти то, что уже прошел он, заглядывали Глушаку в рот, когда он рассказывал о житье в армии и о том, как он от этого житья ловко уклонился, «закосив под дурака».
Полудебил Глушак быстро вошел во вкус своего нового положения. В нем неожиданно для всех вдруг проявились недюжинные умственные, а точнее организаторские способности. Он ловко дергал за ниточки подростковой солидарности и круговой поруки, сам в драках и многочисленных пакостях не участвовал, был всегда подчеркнуто вежлив с участковым и при проведении подростками «крейсера» какой-нибудь крупной акции, переходящей грань уголовной ответственности, имел надежное алиби. Но весь Каминск понимал, что ни одна такая акция не проходила без его ведома. Во всех набегах, обираловках, избиениях предателей, к которым относились проштрафившиеся члены кодлы, и конкурентов, к коим относились все, кто в состав кодлы не входил, чувствовалась его рука, рука человека, униженного жизнью и жестоко и подло мстящего за это унижение.
Федя обогнул громаду «крейсера», прошел мимо бетонного забора, огораживающего «замороженное» строительство очередного «крейсера», на которое у города не хватало средств, миновал надпись на заборе «КПСС — к суду!» (надпись была вкладом глушаковцев в процесс демократизации Каминска. Федя знал это, на то он и опер). Выполнена надпись была аршинными буквами и зеленой краской, как раз той, которой спившийся дворник «крейсера» пытался покрасить ободранные панели в подъездах.
«Отправил ли дежурный милицейскую машину за экспертом и следователем?» — думал Федя, подходя к главной улице города, на которой располагался горотдел. Его дежурный, конечно, не имел в виду вообще, поскольку в инструкции, помещенной у него под стеклом, оперуполномоченный КГБ не значился, следовательно, посылать за ним машину необязательно: с бензином в отделе всегда была напряженка, а уж сейчас…
Федя вышел на главную улицу и посмотрел в сторону здания милиции. Предположения его полностью оправдались — машины перед крыльцом райотдела не было.
«Уехали…»
Он перешел улицу, намереваясь зайти в отдел и поговорить с дежурным о происшествии более предметно, как вдруг увидел автобус. Впрочем, для городского автобуса было слишком рано — движение в Каминске начиналось в шесть, точнее, должно было начинаться, но водители выезжали на линию на полчаса позже.
Однако нет — это был автобус: габаритные огни пазика горели четко, и ошибка исключалась. До остановки было метров сто, и Федя побежал. Сотку он пролетел секунд за шестнадцать, но все же опоздал: водитель уже тронулся, но, видимо, заметив бегущего, притормозил и открыл переднюю дверь. Внучек с лету запрыгнул в нее и споткнулся о ноги долговязого парня. Долговязый спал, сидя на сиденье, перегородив ногами проход. Он был в брезентовой робе, шлеме, какие носят сварщики, и огромных, сорок пятого размера сапогах. Чуть дальше от него на сиденьях развалились трое его товарищей в таких же робах и сапогах, только без шлемов.
«Командированные из общежития, — подумал Федя, — на смену едут».
Стойкий запах спиртного витал в салоне: парни были пьяны и агрессивно настроены.
— В переднюю дверь только инвалиды ходят, — сказал один из них, среднего роста крепыш, в котором можно было угадать лидера.
— Не трогай его, Колян, — сказал другой, с огромной родинкой на щеке, — это мент…
— А фули, — запетушился крепыш. — Раз мент, то ему все можно?
Он попытался встать, но парень с родинкой и третий, лица которого не было видно, так как голова его лежала где-то на груди, словно держалась не на шее, а на веревке, повисли на покатых плечах крепыша, и все трое грохнулись на пол.
Долговязый, почувствовав возню, открыл глаза, невидящим взглядом осмотрел салон и произнес еле ворочающимся языком:
— Ка-азлы, в натуре…
На большее его не хватило, он снова закрыл глаза и уронил голову на грудь, почти так же, как и тот, лица которого не было видно.
Пока троица поднималась с ругательствами с пола, Федя прошел на заднюю площадку.
Прекрасного настроения, ощущения нужности людям и причастности к большому и важному делу как не бывало. Кровь прилила к Фединым щекам и ушам, руки подрагивали, а мозг стал искать вариант компенсации оскорбления. «Справиться с четырьмя, хотя и пьяными, не так-то просто, но можно хорошенько врезать крепышу, а там — будь что будет», рассуждал наш герой так, как на его месте мог рассуждать любой житель Каминска, считающий себя нормальным мужиком. Однако нормальный мужик существовал в нем недолго: уже через минуту его вытеснил опер. Опер бесцеремонно заявил, что оскорбление придется съесть молча: он просчитал развитие ситуации на три хода вперед. Нет, он не испугался возможных последствий самой драки: непременных синяков, которые по-научному именуются кровоподтеками, или даже серьезных повреждений. Он увидел отдаленные последствия.
Если о драке станет известно, а известно о ней станет, Федя в этом не сомневался, то те, кто будет проводить служебное расследование, обратят внимание, что драку начал он сам. Кадрам плевать на достоинство и честь своих сотрудников: их больше заботит честь ведомства, а точнее — собственное спокойствие, и они отдадут на заклание общественности кого угодно.
Здесь Внучек представил себе полковника Балдахинова, который на очередных сборах будет доводить до сведения личного состава прегрешения сотрудников. Он скажет, что капитан Внучек не обладает должной выдержкой, конфликты с окружением разрешает с помощью кулаков. Но самое скверное не это. Здесь полковник сделает паузу, обведет присутствующих взглядом, подчеркивая важность следующего момента, и продолжит: дело усугубляется тем, что капитан Внучек ехал на происшествие, то есть находился при исполнении служебных обязанностей, и тем не менее отвлекся на такую мелочь, как оскорбление его уличными хулиганами…
И, разумеется, Федю осудят все: и начальники, и их подчиненные, его коллеги, и друзья, и недруги, осудят, как должны осудить кинологи вышколенного служебного пса, который, идя по следу возможного врага, отвлекся на драку с облаявшими его дворнягами.
И Федя ничем не ответил на оскорбление — остался стоять на задней площадке, глядя, как парни таскают друг друга за рукава брезентовых роб и что-то говорят, но что — понять было совершенно невозможно, так как в основном это были нечленораздельные звуки, между которыми для связки вставлялся мат, а потом опять шли звуки, больше похожие на стоны раненого животного, чем на человеческую речь.
За окном автобуса стали мелькать освещенные окна, вдоль дороги появились редкие прохожие: город просыпался. Автобус останавливался на каждой остановке, водитель исправно открывал и закрывал дверь, но никто в него не садился, видимо, каминцы не верили в то, что автобусы могут ходить в такую рань.
«Конечно, это бригада ТЭЦ, а парни командированные, поскольку местных он знает всех. Парни едут на работу, то есть туда, куда едет и он, а это значит, что стычка с ними только отдалена, потому что сходить всем на одной остановке… Да, точно, теперь нет никаких сомнений — это бригада первого энергоблока».
Парни, наконец, перестали тягать друг друга и сгрудились у первой двери. Крепыш пьяно и недобро посматривал в салон на Федю. Он стоял первым, за ним, как два телохранителя, расположились парень с родинкой на щеке и тот, лица которого не было видно. Долговязый замыкал группу. Он положил руки на плечи впереди стоящим и по-прежнему не открывал глаз.
Две капли, сорвавшиеся с противоположных стенок бокала, всегда встретятся на его дне… В этом нет сомнения, как и в том, что теперь драки не миновать. И все же можно попробовать избежать конфликта: для этого нужно сойти первым, чтобы не дать парням стать на его пути. Конечно, если они его догонят или окликнут, придется остановиться, не бежать же от них, но в этом случае Федю будет оправдывать то, что не он ввязался в драку, а это уже лучше…
Автобус остановился, и водитель открыл обе двери одновременно. Федя ринулся наружу, краем глаза заметив, что парни замешкались у выхода. Обойдя автобус сзади, Внучек, не оглядываясь, пошел вперед, однако метров через десять поскользнулся на тонком льду небольшой лужи. Чтобы не упасть, он выписал ногами неимоверный крендель, но все же оказался на четвереньках, больно ударившись о лед коленом. При падении его развернуло назад, и то, что он увидел, поразило. Ни автобуса, ни парней на дороге не было. И вправо, и влево от остановки, на которой он сошел, не было абсолютно никого.
— Куда они делись? — вслух произнес он. — Не взлетели же вверх?
